В многоквартирном доме рядом с развалинами заброшенной школы было темно. Редко в каком окне горел свет. «Наркоманы беснуются», – жаловались старушки на тех, кто по ночам свет жег почем зря.

Жители дома в большинстве своем уже вернулись с работы, поспешно забросили к себе в желудок незатейливый ужин и, посмотрев вечерний выпуск новостей на «Первом», легли спать. Некоторые окна дома теплились желтым светом старых ламп накаливания, которые, несмотря на просьбы правительства, обитатели дома менять отказывались. С ними и привычнее, и спокойнее – мало ли, чего там внутрь этих новых ламп понапихали. «Может они радиоактивные?», – сеял панику соседский мужик Егор Тимофеевич. «Вот-вот, травят народ!», – вторили тому старушки у подъезда.

В одном из окон этого дома что-то болталось. Издалека было непонятно: то ли стекло разбилось и наружу вылезли шторы, то ли кого-то ограбили.

«Эй, ты что это там?» – спросил в темному Егор Тимофеевич. Не спалось тому, вот и бродил он ночами по двору, поддерживал порядок да распивал водочку с мужиками.

«Ты что вообще такое?» – переспросил Егор Тимофеевич, не услышав ответа.

«Да я это, дядь Егор», – ответили из окна.

Ваня, половина тела которого просунулась в тесную однокомнатную квартиру, усердно ворочался, словно бы исполняя танец африканского племени.

«Да ты что, Ваньк!» – крикнул Егор Тимофеевич. Незлобно так, удивленно.

«Застрял я тут! Ключи потерял, пришлось в форточку лезть».

Ваня платил за квартиру десять тысяч в месяц, не считая расходов на коммунальные услуги. В нашем городе это целая половина зарплаты. Но в тот момент деньги беспокоили Ваню меньше всего.

«Подожди… Ты не падай, я помогу!» – бегал снизу Егор Тимофеевич. У него руки чесались помочь. А как – не знал.

В последнее время дела у Вани только-только начали налаживаться. Замечать стали соседи, что тот с улыбкой мимо них проходил, здоровался.

И тут, на тебе. Повис над пропастью.

С утра Ваня сделал яичницу, залил растворимый кофе бурлящим кипятком и поспешно, не жуя, проглотил завтрак. По телевизору шла утренняя передача с ведущей, которая жарила тосты с неестественной улыбкой.

Ваня тем временем щедро намазывал маслом кусок батона:

– Ну давай, вот так, – приговаривал он, словно упрашивая масло ровным слоем растекаться по хлебному плацдарму.

Ваня любил соблюдать точность в совершенно незначительных делах. Если чистил зубы, то с усердием десяти стахановцев, если стелил кровать, то с точностью до миллиметра. А как что-то где-то выбивалось из строгих математических рамок, так тот сразу же серчал. Сжимал кулаки и пытался успокоить себя ровным дыханием.

При этом Ваня был безнадежным растяпой в делах по-настоящему важных. Ежедневное опоздание на работу было лишь частью того большого списка регулярных оплошностей, которые совершал Ваня. Для себя он придумал железную отмазку:

– Раз не увольняют, то можно.

Работал Ваня в отделе телевизоров одного небольшого сетевого магазина, который продавал домашнюю технику. В конторке работали такие же неудачники, которые получили образование в местном третьесортном вузе. С ними Ваня чувствовал себя по-свойски, а порой на их фоне и вовсе ощущал свое внутренне превосходство.

– Чем я хуже? Мысль у меня движется, внутренняя жизнь, стало быть, идет, – думал он про себя.

Аутсайдером Ваня себя не считал. На это модное словечко он всегда реагировал с улыбкой, которая выдавала в нем внутреннее сопротивление. Между тем Ваня постоянно находил причины похвалить себя. Реализовал дополнительные продажи, отжался с утра двадцать раз, поймал на себе взгляд красивой девушки… – ставил в уме галочку и хвалил себя вкусным ужином или походом в кино.

А недавно Ваня вследствие одного инцидента стал авторитетом для прыщавого худосочного паренька, который пару месяцев назад закончил местный вуз и пришёл на работу в магазин бытовой техники. Путь ему был заказан. Почти все, кто выпускался с факультета менеджмента местного вуза, отправлялись торговать электроникой. Кому-то везло, брали в крупный магазин, кому-то везло меньше – и он попадал в захудалые магазинчики, рассредоточенные по обширным спальным районам города.

Звали нового приятеля Вани Митрофаном. Чудное имя подходило его нелепой внешности: волосы у Митрофана всегда были непричесанные, глаза заплывшие, ладони мокрые – пожмешь их и кажется, что только что подставил руку под кран с еле теплой водой. При каждом рукопожатии с Митрофаном Ваню передергивало, словно тот дотрагивался до слизня.

– Ну как твое ничего? – каждый раз спрашивал Митрофан, улыбкой натягивая кожу на лице так, что его верхняя десна чуть обнажалась.

С тех пор, как Ваня узнал об уважении к нему со стороны Митрофана, то стал относиться к нему с постоянным пренебрежением.

А зауважал Митрофан Ваню после одного неприятного инцидента. Как-то раз Ваня наорал на своего сослуживца за то, что тот уронил коробку с товаром. Тот, в свою очередь, вспылил. Ну и, как это бывает, произошла несуразная разборка на автостоянке за магазином. Уже вечером, после работы, они вышли из магазина «Мега». Прописанные в трудовом кодексе отношения тут же потеряли силу – на смену им пришли «пацанские понятия». Случилась драка.

Мама Ване с детства говорила: не ходи вечером гулять во двор, там уголовники шастают. И Ваня, когда задерживался допоздна во дворе, начинал видеть кругом этих «уголовников». Тот уголовник, и этот. Все уголовники. И все сидели в тюрьме. Да и сам двор как тюрьма начинал выглядеть. Стены вокруг, и люди какие-то серые, злые. Ваня прощался со всеми и, сдерживая трясучку в руках, шел домой, где ждал ужин, жаренная котлета, пюре и мама, от которой пахло молоком.

Главный менеджер магазина Игорь Сергеевич не отличался большой заботой по отношению к подопечным. Ему и не было интересно, что там случилось между Сергеем и Ваней. Лишь бы на работу завтра оба пришли. А за дракой он понаблюдал. Но украдкой, со стороны, из окна своего кабинета, поглядывая время от времени на упругий зад Иры. На следующий день он безэмоционально принял заявление Сереги на увольнение. Победа Вани оказалась полной и очевидной.

Митрофан первым подбежал к Ване после сражения и возбужденно крикнул:

– Вот это ты его! Вот это да!

Поначалу Ване было приятно, что его теперь уважает хоть кто-то. Но совсем скоро общество Митрофана стало для него невыносимым.

– Мне Серега с самого универа прохода не давал, – жаловался он. – Угораздило меня с ним проучиться все пять лет. Да он же урод конченный! То подзатыльник отвесит, то бумажками кидается, то после пар в снегу изваляет или на физре подножку подставит. Мне сил не хватало ему отпор дать. Я же лох был, ну куда мне лезть? Ладно бы Серега, но он один никогда не ходил. С ним всегда дружки были: Колян и Максон. Тоже те еще подонки. Я только и молился, чтобы окончить универ поскорее, чтобы рож этих не видеть больше. А что в итоге? Прихожу сюда, а тут Серега, снова со своей ухмылкой.

Конец Митрофанушкиной исповеди утонул в несвязных ругательствах, которыми он самозабвенно упивался. Ваня ухмыльнулся. Забавные сочетания матерных слов всегда поднимали ему настроение.

– Я еще, это, думал, ну, может отомстить ему. Я даже готовил себя к этому. Про приемы читал, ну, там, дома перед зеркалом тренировался. Вот так ему, вот так!

Митрофан крутился и молотил пространство перед собой хиленькими кулачками. Ваня смотрел на него с нескрываемым презрением.

– Я как обычно зассал, конечно, но ты тут как тут. Я на тебя сразу внимание обратил. Ты не похож на всех остальных обсосов из магазина. В тебе есть сила, что ли. Ты прогибаться не станешь. Мне отец, знаешь, как говорил всегда: можешь дать отпор – дай его с двойной силой. Можешь хапнуть – хапни, не думай даже. Жизнь – шлюха!

Потом его понесло… Рассказывал про себя. Про отца, который в девяностые сделал состояние, а затем прогорел. Про мать, которая даже снялась в каком-то фильме в незначительной роли. Был брат, он уехал из страны… Дома у Митрофана целый стеллаж книг с научной фантастикой. Покупал их на развалах, когда был школьником. Тратил все деньги, которые давали на обед родители. Про порно журналы, с которыми запирался в чулане… Бессвязный поток мыслей лился изо рта Митрофана, как будто его прорвало спустя годы молчания. Полусумасшедший отшельник, безнадежный неудачник…

Ване было легко рядом с ним, ведь он знал, что пасть так низко у него не выйдет. Пробовал, ленился, пил, прогуливал учебу, но ничего не получалось. Как-то выкарабкивался, брался за дело…

Митрофан все звал к себе. «Посмотреть книги», «обсудить фильм». «Педик, – подумал про себя Ваня». Но однажды зашел в гости. Посидели, выпили немного, как полагается. Для налаживания отношений.

– Валить надо, – сказал Митрофан, когда закончилась выпивка и закуски.

– Куда?

– Да куда-нибудь подальше.

– А что тебя здесь не устраивает? – спросил Ваня. Он удивился, чего это он так резко соскочил на другую тему.

– А что тебя здесь устраивает? – парировал Митрофан.

Наступила тишина. Ваня попытался вспомнить хоть что-то, а вместо того в голову ему лезли какие-то давно забытые истории: костер на пустыре сзади дома, ножка одноклассницы, какие-то встречи, какие-то расставания… Так и проглотил Ваня язык.

– Вот и оно, – подытожил Митрофан. – Пойдем, что покажу.

Они прошли в полупустой зал. Старая стенка с хрустальными бокалами за стеклом, тумбочка, диван, телевизор. Митрофан провел Ваню к стеллажу.

– Видишь, вот она: единственная ценность.

И показал на книги. Ваня прошелся рукой по их корешкам – их шершавая поверхность оставила на пальцах следы пыли.

– Может, выберешь что-нибудь себе почитать? – предложил Митрофан. – Ты же новым человеком стать решил! Ну что ты со всеми этими девками и отчетами по продажам делать будешь?

– А мне нравится… – ответил Ваня.

Так и ушел он домой без книги. Уже под утро.

Победа над Серегой стала победой для Вани во всех возможных смыслах этого слова. Он перестал мелочиться и даже прекратил по утрам тщательно распределять масло по булке. В жестах его появилась какая-то дерзость. Так себя ведет пятиклассник, который первым в классе начал курить. Ваня начал вставать с постели за два часа до начала рабочего дня. После подъема он ощущал в каждой своей мышце силу, которую затем спешил растратить в резких движениях и грубых словах. Он быстро накрывал кровать пледом, резко проводил по волосам пятерней и шел в ванную, где неистово надраивал зубы, будто бы желая содрать с них эмаль.

Ваня перестал опаздывать на работу. Проходя мимо соседских бабушек, он здоровался, и те по непривычке отвечали ему молчаливым поклоном головы, а затем и сами стали с улыбкой приветствовать его. Иван Сергеевич оценивал старания сотрудника по достоинству и не жалел ежемесячных надбавок. А однажды, во время обеденного перерыва, он подошел к нему и приобнял за плечи как старого друга.

– Давай будем честными: Серега козлом был, – сказал Иван Сергеевич. – Правильно ты поступил. У нас в армии таких быстро на место ставили. Сам-то служил?

– У меня военный билет, – ответил Ваня.

– Все равно молодец. Мы вот знаешь, как таких выскочек на службе строили… Они у нас из толчков месяц не вылезали, чуть ли не языком там все вычищали… Таким своё место знать надо.

Игорь Сергеевич окинул Ваню взглядом, будто проверил, на своем ли тот месте.

– Ну, я вижу. Ты по жизни ориентируешься…

Слова босса напомнили ему о школьных хулиганах. О тех задирах, которые каким-то образом остепенились, занялись бизнесом, но так и не ушла из них эта дворовая дерзость, эти жесты, полудикие повадки.

Ване начало везти с девушками. Бухгалтер Ира открыто кокетничала с ним, а кассирша Лидия смущенно опускала глаза при его виде. Женщине с дряблым телом было сорок два, она состояла во втором браке. Лидия чувствовала в Ване силы, которые могла бы обратить себе в пользу…

В общем, репутация Вани после той драки резко возросла. Но за любой вершиной следует плавный спуск.

Как-то раз Ваня пригласил бухгалтера Иру на свидание. Он подошел к ней после того, как последний обессиленный клерк покинул магазин «Мега». Поначалу было неловко, как на первом свидании, которое он, конечно же, вспоминал с неприязнью. Кафе-мороженое, шуршащее платьице, такое лишнее в тот жаркий летний день, запах дешевых духов, блеск губ, и шум, шум сердца в голове.

Но теперь – забыть обо всем.

Ваня немного помялся на месте, и только затем подошел к Ире, которая озадаченно копалась в сумочке вот уже минут пятнадцать, как будто чего-то выжидая.

– Что-то ищешь? – спросил Ваня.

Ира как-то резко потеряла интерес к сумочке. Расправила плечи и быстро поправила волосы.

– Ты сейчас занят? – спросила она.

Ваня не ожидал, что Ира первая проявит инициативу.

– Ты, наверное, свободен.

Ване только и осталось кивнуть головой.

– Тогда пошли со мной. Тут неподалеку.

Они прошлись пару кварталов пешком. На улицах было пустынно. Не было тех толп загулявших белых воротничков, которые оккупируют центральную часть города по пятницам и субботам, и Ваня с Ирой среди пустых тротуаров смотрелись как обычная молодая пара.

И опять воспоминания о первом свидании. Ване было пятнадцать, а девушку звали Света. Ване даже помнил тот момент, когда именно ему начала нравиться Света. Та надевала сменные туфли. Чуть нагнула голову вниз, и по ее оголенным коленям стекли вниз волосы. Черные, от которых вкусно пахло. Ваня и не предполагал тогда, что за девушкой можно не только наблюдать со стороны, но с ней можно еще и разговаривать, обниматься и даже целоваться. Стоило подумать о последнем, как становилось невыносимо душно, и в голову уже ничего, кроме этой розовой плоти, не лезло.

Ваня долго ломал голову над тем, как признаться Свете в своих чувствах, тренировался у зеркала, но стоя перед ней все забыл, растерялся.

– Привет, – сказал Ваня после долгой паузы. Ты мне, ну… это… нравишься, типа. Давай, что ли, погуляем вместе.

Света недолго думала. И в итоге согласилась. Была очень красивой, когда покорно и с благодарностью смотрела на Ваню.

Мороженое, которое Ваня купил Свете за свой счет, впервые нанесло урон по его бюджету, и на следующий день ему не хватило денег на любимый журнал. Ваня не знал, о чем говорить с девочкой. Он попробовал завести разговор о своем мотоцикле, но Света вместо того, чтобы подхватить тему, быстро и грубо поцеловала Ваню. Потом Света прижалась к нему, и он почувствовал тепло чужого тела. Так они просидели некоторое время. Боялись нарушить тишину. Скажешь слово – и все исчезнет, будто бы и не было.

– Ты что, немой? – спросила, наконец, Света.

– Да нет, – промямлил Ваня. Ему стало как-то невмоготу выдавливать из себя слова, и они рождались с трудом, еле-еле выходили наружу.

– Обними меня, – Света приблизилась к Ване.

Он перекинул руку за шею Светы. В такой неестественной позе он почувствовал себя неимоверно глупо. Да еще и на глаза попалась некрасивая волосатая родинка. И вся картина рухнула: эти ножки, густые волосы, тонкие брови…

– Что-то у меня рука онемела, – сказал вскоре Ваня и вернул руку в нормальное положение.

– Ну и дурак, – ответила Света.

Они еще пару раз погуляли, а потом все как-то забылось. Да Ваня и не особо переживал. В университете у него сменились несколько подруг, с которыми он время от времени спал. Ваня от отношений с противоположным полом получал только головную боль, а нерегулярный секс лишь раздражал его, принося кратковременное удовольствие. А потом – пустота, разъедающее ощущение в груди, и чужое, несуразное тело рядом с ним.

Ему постоянно приходилось ломать голову над темами для разговоров. Его маленькой стипендии и карманных денег, которые изредка выдавали строгие родители, не хватало для постоянных свиданий, и отношения с девушками постепенно сходили на «нет».

Однажды очередная подруга Вани «на пару раз» спросила его:

– Ты меня любишь?

– Ну не знаю. Может быть, – ответил Ваня, безучастно рассматривая девичьи ноги.

Скоро они расстались, и в памяти остались обрывки сцен: какая-то вечеринка, дешевое вино, шершавые колготки под ладонью, а потом – гладкость ног, крохотная стопа, которую Ваня с упоением целовал.

– Целую ножку, вельможа, целуй! – кричали ему, и Ваня пыхтел, увлажняя поцелуями свою королеву на одну ночь.

Ира привела Ваню в ресторан, дизайн которого, очевидно, разработали выпускники местного вуза. На стенах висели картины неизвестных авторов, изображавшие жизнь неодушевленных предметов. Клубки, линии и кубы громоздились друг на друга в хаотичном порядке, продиктованном чьей-то творческой мыслью.

– Мне нравится авангард, – сказала Ира.

– Да, мне тоже, – ответил Ваня, потупив взгляд.

Они присели за один из свободных стеклянных столиков. Помещение было практически пустым. Откуда-то из дальнего угла доносился тихий мужской голос.

Незамедлительно подошла официантка в красном фартуке.

– Здравствуйте, что будете заказывать? – девушка механически улыбнулась, обнажив некрасивые зубы.

Ваню передернуло. А какие у Иры зубы? Убей, не помню. А если такие же… Он неряшливо открыл тоненькое меню.

– Сюда мало кто ходит. А мне здесь нравится. Напоминает что-то в стиле ретро-футуризма, – сказала Ира.

– Я в искусстве мало смыслю, – ответил Ваня. Умная попалась, на таких больше тратить надо, – подумалось ему.

– А я всегда искусством интересовалась. Но пришлось пойти по маминым стопам.

– Бывает, - ответил Ваня. – Что будешь заказывать?

Денег в этот раз Ваня решил не жалеть. Он долго не был с девушкой, и понимал, что именно сегодня нужно потратиться. Тогда всё получится…

Они выпили по чашке кофе. Ира все время рассказывала о себе. Ваня терпеливо слушал. Он знал, что за фантиком болтовни кроется нужная ему сладость.

– Я раньше никогда бы не подумала, что ты такой сильный и храбрый, – сказала Ира. Пришло время для комплиментов – предвестников скорого финала.

– Пришлось с ним разобраться, – ответит Ваня с ухмылкой. Он вел себя развязно, но в его поведении проглядывалась неуверенность. Один неправильный акцент, и все рухнет, она меня раскусит, думалось Ване. И он, что есть сил, держался.

– Сережка ко мне приставать пытался. Звонил, на свидания приглашал. Но я ему от ворот поворот дала.

– Он тебя не обижает? – спросил Ваня. Но как представил, что опять придется драться…

– Теперь уже нет, – ответила Ира. Она улыбалась.

Ваня мысленно вернулся к событиям на автостоянке С чего тогда все началось? Уже и не вспомнить. С Серегой всегда ладили. Парень он был, как говорится, свой. Вырос в том же районе, что и Ваня. Были общие знакомые, что-то похожее в повадках, общие увлечения, лень.

Разок даже пили пиво после работы. Но когда Серега уронил на пол коробку с товаром, то Ваня взорвался. Ни с чего. Просто взорвался и все. До этого в нем росло напряжение.

Ваня как-то резко разочаровался в себе. Резко, и как это обычно бывает, болезненно. К двадцати четырем годам у него не было ни машины, ни своего жилья, ни семьи. Родители до сих пор давали Ване часть денег на съемную квартиру. Ваня все собирался стать самостоятельным, но не получалось. Деньги куда-то тратились, накоплений не оставалось, намека на свадьбу не было, предложений по более выгодной работе – тоже. Ваня злился, но продолжал усердно намазывать масло на бутерброд, тратить по полчаса на чистку зубов и застеливать кровать по линейке.

С начальством он был предельно аккуратен. Об этом предупреждал отец. «Знай свое место, в споры не вступай. Сначала подчиняться будешь, а потом и командовать дадут». Отец оплатил университетские годы Вани. Верил, что сразу по окончанию пятого курса у сына появится хорошая работа. От армии отмажем… Да и, кажется, у него там что-то с сердцем, наверное, не годен. Ну а там и до самостоятельной жизни не далеко. Будет деньгами помогать, подвозить на своей машине…

А Ваня, строивший из себя приличного и послушного сына, Ваня, который при матери ни разу не был груб, в глубине души хотел походить на развязного Серегу. Тот никогда не стеснялся говорить все, что думает, а поступал так, как хочется. Серега разыгрывал Митрофана, заигрывал с девушками на работе, а Ваня из-за своего воспитания даже подумать не мог о подобных делах. Мама наказывала слабых не обижать, за девушками ухаживать, как истинный кавалер… Была такая картинка в детской книжке: рыцарь преклоняет колени перед дамой сердца…

А было достаточно заехать Серёге пару раз по роже, и все поменялось, развернулось на 360 градусов. И исчез куда-то с позором Серега, девушки потянулись к новоявленному Ваню, зауважал того и безнадежный неудачник Митрофан. Да и смеяться над ним перестали после того, как однажды по конторе распространился слух, как наш «Митрофанушка с Ваней в баре был».

И вот Ваня восседает на каком-то «авангардистском» стуле, чувствует себя королем. Перед ним дама сердца. И даже колени преклонять не надо…

Он мог тратить деньги, он даже мог ударить человека.

– Может, пойдем ко мне? – спросила Ира, когда доела пирожное.

– Давай, – согласился Ваня.

Взглядом он дал ей понять, что продолжение будет многообещающим.

Дома у Иры он получил главный приз вечера. Полнометражный фильм для взрослых с Ваней в главной мужской роли. Ваня обладал, приказывал, наслаждался.

Ира с потекшей тушью раскинулась на помятой кровати. Ваня сидел рядом с ней и смотрел в окно.

– Ты такой сильный, ты такой сильный, – приговаривала запыхавшаяся Ира.

А Ваня все думал, купался в воспоминаниях, которые приходят так всегда не вовремя: какие-то страницы детских книжек, мамины сказки на ночь, поучения отца, девушка со второго курса – её талия, книги под мышкой, и ноги, боже, таких ног ни у кого никогда не было, и жгучий, призирающий взгляд, нет, не тебе, паренек с окраин, не тебе меня ласкать, слушать мои стихи и поэтические бредни. Ваня встал, почесал голову. Так всегда делала мама, помогало. Но не сейчас.

Иногда Ваня заходил в гости к родителям. Жили они по соседству, в квартале ходьбы от съемной квартиры Вани. Да и квартирку-то ему сняли так, чтобы сыночек под боком всегда был. Вдруг труба потечет? Придет отец, починит. Готовил Ваня плохо, да и в общем лень было ему это делать, вот и ходил к маме, потому что так и вкуснее, и удобнее.

– Тебе варенья положить с собой? – спрашивала мама.

Ваня бурчал что-то невнятное под нос, но мама все равно снабжала сына едой под завязку. И первое, и второе, и пирожки время от времени, да так, что набиралась целая сумка, которую потом тяжело и неловко было нести домой. Бабки у подъезда сразу понимали, что идет Ваня – в руках две большие сумки, от которых пахнет капустой и мясом. Кивали головами бабки, но молчали, знали, что Ваня парень неразговорчивый.

Ему и дома с родителями было мало о чем поговорить. Отец стандартно спрашивал про дела на работе: не обещают ли повышения? А Ваня только и повторял, что «посмотрим», «пока неясно». Затрагивали и общие темы: чуть-чуть политики, чуть-чуть происшествий.

– Опять цены взлетели… Смотри, что вокруг в странах творится… А вдруг война скоро… – вместо связанного рассказа запоминались обрывки слов, которые стареющий отец вырывал из своего затуманенного сознания, будто бы нехотя, для приличия, что пришел сын, как не поговорить с ним.

Когда Ваня вдруг решил поднять с отцом серьезную тему, то как-то не вышло. Разговор не задался, потерялся в суете и в разбегающихся по сторонам мыслях.

– А я вот, папа, решил стать другим человеком, – сказал Ваня.

Отец прореагировал вяло. Поднял глаза на сына, осмотрел его внимательно, как будто видел в первый раз за долгое время.

– Работу, что ли, сменить решил? – спросил отец.

– Да нет.

– Жениться собрался?

– Ну что ты, пап… Я же в общих чертах. Стать другим человек, на другой путь встать, что ли.

– А ты на каком пути сейчас? – настойчиво спросил отец.

И тут Ваня понял, что ответить нечего, что не было этого пути: ни в школе, когда утирал сопли на уроках и мечтал о девочках, ни в университете, где невозможно было терпеть скучнейшие лекции и грубые выходки вечных студентов-двоечников с тупым взглядом и большими кулаками, ни после, когда стоял с дипломом и думал, что вот еще шаг – и впереди будущее, где самостоятельность, машина, красивая жена, где тепло в кровати рядом с гладким девичьим телом, где отпуска в Испании и дача за городом…

И понял Ваня, что нет перед ним ни цели, ни пути, а так, направления да сплошные призраки каких-то невнятных мечтаний. И совсем по-другому увиделся отец, обрюзгший, с припухшими веками, с лысиной, отец, который умрет, и не останется от него ничего, кроме заброшенной могилы на краю кладбища, где весной месят грязь автобусы с покойниками, а летом жарко и противно от того, что все вокруг усеяно гнилью и прахом. И мать, эта некогда красивая женщина (он любовался ее девичьими фотографиями), стала измятой, покорной домработницей, которая пекла пироги, гладила голову и невыносимо по-родному, до слез, пахла молоком. Но мать не слушала, а так, притворялась; особенно заметно это было тогда, когда Ваня поднял в беседе с ней тему воспитания «нового человека», когда мама краем уха слушала, а в это время что-то нарезала, варила, тушила, поправляя заляпанный фартук и время от времени отвлекаясь на телевизионную передачу. На экране тупо маячили какие-то призраки людей, темнел в углу иконостас, и запах еды доводил до тошноты и отвращения ко всему, и Ваня чувствовал, что если сейчас съест хоть кусочек, то его вывернет наизнанку.

Тогда он ушел, не взяв с собой еды. Нахамил родителям, громко хлопнул дверью и выбежал во двор.

Там прошло его детство. Вот здесь он лепил куличики, в этих кустах прятался от друзей во время игр, а там, за соседним домом, пробовал первую сигарету и стрелял по голубям из рогатки. Раненные птицы бились, роняя перья, а мальчишки глумились на ними и добивали их камнями… И где они все, эти друзья? Как их звали? Одного, вроде, Лешка. Он потом еще сидел за поножовщину. Митя был смышленым, после школы уехал из города, чтобы учиться в университете.

А вот школа… Сейчас от нее одни развалины остались. Последний раз ученики выпускались из школы перед распадом СССР, а затем – сокращения зарплат, забастовки. Здание постепенно пустело, а затем детей распределили по другим школам. Какое-то время там хотели открыть магазин мебели, потом торговали каким-то тряпьем на ступеньках крыльца, а потом и этого не стало. Со временем из школы стащили все, что можно… Выбили окна. Туда начали стекаться бомжи, никому не нужные дети, которые пробовали наркотики. Мама строго-настрого запретила Ване лазить по школе. Тот и не думал. Было страшно рядом с этими развалинами, катакомбами, настоящим разрушенным замком! Когда-то там играли в догонялки, курили в туалете, спорили с учителями… Все исчезло.

И вот идет Ваня, с щетиной, взрослый человек с каким-никаким багажом за плечами, идет мимо этой песочницы, покосившихся качелей, мимо осточертевших дворов, где ничего не изменилось, где все так же воняет подвалами, где снуют безразличные ко всему коты, где доживают свой век древние старухи.

Нет, невозможно находиться здесь хотя бы еще минуту.

Нужно идти домой, где хотя бы можно побыть одному. Но и драгоценное одиночество надоедает, и хочется позвонить Ире, пригласить ее домой «посмотреть кино». Она, конечно, придет, и посередине фильма они прервут диалог голливудских актеров, и займутся любовью, почти беззвучно, машинально, в спешке.

И потом Ваня откинется назад, и ему так сильно захочется, чтобы голова провалилась в подушку, и его вообще не стало. Потому что если не станет здесь, то будет где-то в другом месте, где, может быть, все обстоит гораздо интереснее…

К празднованию дня России главный менеджер Игорь Сергеевич предложил придумать какие-нибудь конкурсы. Работникам также поручили повесить несколько флагов на торговых площадях и подготовить программу для корпоратива. Кто-то даже сочинил стих:

– А я могу придумать конкурс! – предложила кассирша Лидия. – Ваня у нас мог бы надеть костюм Конституции. Мы ему внутрь пиджака прикрепим листы с распечатками прав и обязанностей гражданина. Ваня будет распахивать пиджак и зачитывать отрывки!

– О, отличная идея! – откликнулся Игорь Сергеевич. – Ну что, Вань, согласен?

Ваня кивнул. Дело, похоже, шло к повышению, поэтому надо было подыгрывать боссу.

Митрофан от организации отлынивал. Кое-как его заставили закрепить флаг, потому что парень он был высокий.

– Зря ты полез в это, – сказал Митрофан Ване за день до корпоратива. – Меня отец учил не лезть… Понимаешь, одних поддержишь, а им на смену другие придут…

– Шел бы ты со своим отцом, – Ваня уже не мог сдержаться.

А согласился просто так. Для забавы. Хотел поглумиться и уже подумывал над тем, чтобы больше не показываться в магазине. Где все надоело. Достало, сидело в печенках… И там гнило. Эти задницы баб в облегающих юбках, их запах… Порочные улыбки… Глаза… Все это невыносимо. Тупые шутки коллег. Их мелочные заботы. Куплю себе машину! Поеду за границу летом! Я отодрал ее в гараже! А потом ее подругу!

Игорь Сергеевич задержал Ваню после работы.

– Как ты себя чувствуешь? Все в порядке? У тебя неважный вид.

Слишком много вопросов. Ваня не понял, на какой нужно было конкретно ответить, поэтому он промямлил что-то несвязное, выдавил из себя улыбку. Все хорошо! У меня все в порядке.

Вечером у магазина крутился Сергей. Так волки приходят на место, где когда-то стаей загрызли оленя. Туши уже нет, даже кости подъедены, но все равно тянет обратно – вдруг, что-то еще осталось... Серега был злой, растрепанный, казалось, что он неделю не ночевал дома и нарочно гробил свое износившееся тело. Он весь состоял из острых углов и несвязных фраз, которыми он плевался. Но Ваня не испугался былого врага. Он подошел, поздоровался.

– Да я тут ключи ищу, ты не видел? – спросил Серега.

Потом искали, лазали по кустам, чуть не наступили на кошку, которая выскочила откуда-то из-под ботинка. Ключи так и не нашлись. Серега чесал голову, охал, ахал, кружился на пятачке.

– Потерял, потерял…

– А от чего ключи-то? – спросил Ваня.

– Да не помню уже. Я к родителям шел… У отца день рождения. Поздравить хотел, и вот – выпил.

Серега показал Ване бутылку коньяка, где оставалось чуть-чуть на донышке.

– Грузинский, выдержка семь лет. Я когда маленький был, мы в Тбилиси ездили. Там красиво, горы… Не то, что наш город на лепешке. Ну, ты допивать будешь?

Серега сунул Ване бутылку под нос. Резко пахнуло спиртом.

– Почему ты такой «никакой»? – спросил Серега.

– Какой такой «никакой»? – переспросил Ваня.

– Помнишь, ведь выпивали даже вместе… Все не мог понять: то ли друг, то ли враг ты мне.

Ваня понял, что сейчас случится что-то нехорошее, и уже подготовился испытать боль.

– Я тебе рожу шел бить! – крикнул Серега.

Он замахнулся, кулак пролетел мимо без шума. Ваня ловко увернулся, а Серега так и упал. На земле он казался маленьким, совсем мальчишкой.

– Эх, ну падла…

Серега заковылял куда-то в сторону и вскоре совсем исчез.

Темно было в городе, только редкие фонари выхватывали мелкие сценки скучной жизни.

В день праздника магазин украсили флагами, гербами. Кто-то умудрился сделать медведя из папье-маше и поставить его к Игорю Сергеевичу на стол.

– Выдумщики! – одобрительно хмыкнул начальник.

Офисные работники приоделись. Молодые люди пришли в костюмах, а у женщин был повод принарядиться. Посреди торгового зала расчистили помещение под столы. Быстро начали закусывать и для разогрева выпивать.

Перед началом конкурсной части Игорь Сергеевич подошел к Ване. Похлопал того по плечу и завел разговор о своей судьбе.

– Ты не обижайся, но я тоже таким как ты был первое время после университета. Ходил что-то, места себе найти не мог. А потом – в фирму пошел. С начальником сдружился… И пошел по головам. А как иначе? Я же нет никто был. Мать меня одного воспитывала, копейки получала. У нее мечта была – съездить в Италию. Как копнули мы под одного конкурента с Васильичем… Это начальник мой тогдашний был. С Васильичем копнули тогда, и хорошо получилось! Так мама через неделю уже в Венеции была, на карнавале. Ей понравилось очень.

Ваня хотелось уже пойти переодеваться для конкурса, но Игорь Сергеевич не отпускал, не окончив рассказа.

– Я тебе вот чего хочу сказать, Ваня. Идти надо напролом. Жалеешь – значит проиграл. А дружба, бабы… Это все!.. – Игорь Сергеевич махнул рукой. Как будто дал знак: вот теперь можно идти.

В подсобном помещении Ваня переоделся в костюм и вышел на импровизированную сцену. В зале было шумно, люди пили, общались.

– Что на букву «К» начинается, на «Я» заканчивается, всем законам закон, мы по правилам этим живем? – Алеся, стажерка отдела телевизоров, зачитывала с листка. Ее голос немного дрожал.

– Конституция! – нетерпеливо прокричала Лидия.

– Давай, давай! – Ваню подтолкнули, и он неловко вышел из-за импровизированных кулис.

На нем был красный костюм, сверху шапочка с кисточкой, вроде той, что давали на выпускном.

– Все перед этим равны, судьбой одной скреплены! – уже более уверенно сказала Алеся. Она оттянула юбку на колени, на ее щеках заиграл румянец. Рядом, за столиком, сидел Игорь Сергеевич, который без устали сверлил глазами это молодое тело.

– Суд и закон! – послышалось из зала.

Затем аплодисменты. Ваня пыхтел: в костюме было жарко. А после каждого ответа еще приходилось «раскрывать» самого себя наизнанку, показывать, что там внутри.

– Государство гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от пола, расы, национальности, языка и происхождения! – отчеканил заученную фразу Ваня.

Прошлую ночь он не спал. Долго учил текст конституции, который совсем забыл после университета. А потом был секс с Ирой. После он сполз с кровати и обнял ее ноги, гладкие, мягкие.

– Ты что, дурачок? – с улыбкой спросила Ира.

– Дай так посидеть. Хорошо, – ответил Ваня.

К утру он совсем лишился сил. И вот тогда стоял перед всеми, как детсадовец на утреннике, только под глазами были жуткие мешки.

– Чист наш разум и честь чиста, потому что нам дана … – ровно начала Алеся, но ее прервала Ира, которая резко выкрикнула ответ:

– Свобода слова!

Ваня по негласной команде раскрыл полы костюма и огласил:

– Никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них!

За столиками уже выпивали. Игорь Сергеевич общался со своими помощниками. Представители среднего и нижнего менеджмента уселись по бокам главного стола, как верные вельможи своего короля. Их бокалы полнились вином и пенящимся шампанским. Ване было невыносимо душно. Ему хотелось сбросить с себя костюм и стоять перед всеми голышом. Он глазами отыскал в толпе Митрофана. Тот находился в стороне от общего праздника. Стоял под двуглавым орлом с фужером и исподлобья оглядывал зал. Невооруженным глазом было видно, что в нем поднимается недовольство.

– Молодец, Ваня! Как по писанному чеканит! – выразился с места Игорь Сергеевич.

– Наш Ваня перевоспитался, – поддержала начальника Лидия. – Настоящим человеком стал! А помните, как на работу то и дело опаздывал? Как ходил тут угрюмый, на всех тоску наводил? Поговаривали даже, что он наркотиками увлекся…

– Да что вы, Лидьмихайловна! Наговорите тоже! – прервала ее уборщица. – Ваня всегда был очень чутким. Однажды я ведро воды разлила, так он помог мне, убрал все.

– Не слышал такого… – сказал Игорь Сергеевич.

– Он никогда бы и не сказал. Настоящий честный человек хвалиться направо-налево не станет, – продолжила уборщица.

– Честный человек… – встрял в разговор мерчендайзер. – А помните, Игорь Сергеевич, как вы этого честного человека уволить хотели?

– Давай не будем об этом, Леш… – сказал Игорь Сергеевич.

– Почему же не будем? – не мог остановиться мерчендайзер Лёша.

В зале все притихли. Алеся недоуменно зависла с открытым ртом – продолжения чтений в ближайшее время точно не ожидалось.

– То, что Ваня – тряпка, это и человеку с улицы будет ясно, – сказал Леша. – В коллективе никакого участия. Постоянно опаздывал, потом начал залупаться. Ирку вот оприходует…

– Попрошу прекратить! – крикнул Игорь Сергеевич и ударил кулаком по столу. Звякнули бокалы. Кто-то из женщин громко охнул. – Я не допущу сплетен на работе!

– Какие же тут сплетни, Игорь Сергеевич, – обратился к нему Леша, – Когда это всем известно. Разве нет?

Зал молчал. Лидия ковырялась в салате, а как было собралась сказать что-то, то так и замерла в немой позе с вилкой в руке.

Ваня был готов налететь на Лешу с кулаками. Уже представлял, как разбивает тому морду, как кулаки окрашиваются в красный цвет, как стучит в висках…

Но прорвало первым Митрофана.

Когда в зале раздался истерический хохот, поначалу никто не мог понять, кто способен издавать такие звуки. Долго шарили глазами, переглядывались, и, наконец, заметили Митрофана, который согнулся пополам от смеха.

– Ха-ха… идиоты… пхах-хах… ой, мудаки… хахах. Я ненавижу вас всех! – Митрофан резко перешел на крик. – Вы все – просто мусор. Вы – никто! Всем вам место в одной яме! Кто вы такие? Что вы из себя представляете? Кучка придурков с купленными дипломами! Мрази, которые ни работать, ни думать не хотят да и не умеют! Мысли об одном: как обмануть друг друга, как бы к рукам прибрать что-нибудь, что не так лежит! Мысли о трахе! О деньгах! Самые скотские инстинкты!

К Митрофану уже успел подойти кто-то из менеджеров. Попытались успокоить, но тот всё не мог угомониться:

– Мещане! Несчастные, глупые люди!

Ваня уже сбросил с себя костюм, оттолкнул Алесю, которая стояла на пути – надо было торопиться.

Сперва кто-то толкнул Митрофана. Тот сразу ответил ударом. Толпа, разгоряченная алкоголем, накинулась на хрупкого клерка. Полетели удары сверху, сбоку. Ваня подбежал и попытался растолкать груду тел.

– Хватит! Хватит! – кричал он. Других слов не находилось. Хотелось, чтобы все разом исчезли, испарились. Хотелось спасти человека.

– Ты эту падлу еще защищать вздумал? – вскипел кто-то из толпы и ударил Ваню.

Вскоре переключились на него. Топтали, били, кричали.

– Таким как ты, поскудам, под ногами только и валяться! Топтать таких, как ты, надо!

Ваню уронили на стол, что-то треснуло. Оказалось, это медведь из папье-маше.

Скоро все закончилось: прибежал Игорь Сергеевич с охраной. Дерущихся разняли. Избитые остались на полу. Ваня видел, как по лицу Митрофана стекала кровь. Он ждал, что тот что-нибудь скажет, но Митрофан молчал, тупо уставившись в одну точку.

– Вставай, Вань, – Игорь Сергеевич подал ему руку.

Ваня поднялся. Затейщики драки в большинстве своем разбрелись по столикам пить. Кто-то еще стоял, почесывая кулаки – видимо, ждал продолжения.

– Урод! – крикнули из зала.

– Тихо, тихо! – дал команду Игорь Сергеевич. – Ты как, Вань, жив?

– Жив. Митрофана проверьте. Ему врач нужен!

– С этим разберемся, разберемся.

Игорь Сергеевич дал знак головой Любе. Та неохотно поднесла к уху телефон. А вот и Ира подбежала.

– Ой, дурак, ну дурак… Зачем полез, бедный, – она обхватила лицо Вани и покрывала его поцелуями. Ваня резко отдернул её от себя.

– Ну кого ты защищать принялся? Ну ради чего? – спросила Ира.

– Ради чего?! Ради чего?! – Ваня уже взъелся до предела. Еще чуть-чуть, и он бы избил ее. Но он удержался.

Врачи забрали Митрофана на машине скорой помощи. Никто пострадавшего, кроме Вани и начальника, не провожал.

– Я навещу тебя… дружище, – последнее слово Ваня выдавил из себя с задержкой. Митрофан молча кивнул.

Неподалеку курили полицейские и для формы опрашивали работников магазина.

Игорь Сергеевич отвел Ваню в сторону, положил ему руку на шею и произнес:

– Митрофана мы все равно уволим. Это… Говно-человек. А что касается твоего повышения…

Ваня не вытерпел. Он сбросил с себя руку начальника. Тот опешил:

– Ты это, Ваня, зря. Зря.

Он не стал отвечать. Просто еще раз окинул взглядом этого человека. Пытался разглядеть в его глазах хоть что-то, но ничего не нашел.

Темно уже было, и изредка где в городе теплился далекий замутненный свет.

Лето в нашем городе кончается быстро. Не успеешь приехать из отпуска, как деревья облетают и начинаются дожди. На пляж уже в конце августа не сходишь. Вместо девушек в бикини, там лишь изредка появляются одинокие люди в черных куртках. Побродят по берегу, побросают камни в воду и уйдут.

В последний раз именно там я и видел Ваню. Я на пару дней приехал навестить родителей, и по привычке спустился к реке. Прошел мимо разрушенной школы. Вспомнил, как ходили за угол курить, как бегали по стадиону. Теперь там пустырь. Поговаривают, что скоро на его месте построят магазин. Хорошо бы. А то бабушки жалуются, что за хлебом далеко ходить.

Лица во дворе все те же. Тетя Маша, Митина мать, как всегда думает о чем-то. Сын сейчас в Сибири, приезжает раз в год. Тоскливый взгляд у тети Маши и говорить с ней тяжело, все жалуется. Тетя Люба, мать Лешки. Тот не успел вернуться с зоны, как скоро вновь сел. Любит тетя Люба обсуждать соседей и все время зовет домой на пирожки. Неловко ей все время отказывать.

Видел и родителей Вани. Спокойные, интеллигентные люди. Отец, что говорится, старой закалки. Начитанный и тихий, как старый кот. Мать – добрая душа. Обо всем спросит да и про свою жизнь не забудет.

– Как потерял работу Ванюша, так из норы и не вылезает, – говорит она. – Приходить редко стал. А придет, так все время молчит.

– Друга его побили. Иван его навещал. Беспокойный ходил, бледный. Винил себя. А я ему и говорю, что виноваты сейчас все кругом без исключения, – подключается отец. – Недавно, балбес, чуть сам не убился. Полез, дурак, в форточку. За книгой, видите ли!

А я только и киваю. Встревать в разговор не хочется.

С Ваней мы хорошо общались до последних классов. Потом он зажатый какой-то стал. Все размышлял, как бы человеку так взять да поменяться. И стать лучшим из лучших. Книги при этом особенно не читал, поковырялся в каких-то философах, да на этом дело и кончилось. Делать ничего особенного не делал. Так, все по мелочам. Девчонки, прогулочки. Говорил, что тошно ему тут. Предлагал ему уехать – не соглашался.

Чтобы попасть на пляж, надо мимо школы этой обязательно пройти. Там и до воды недалеко. Иду – вижу, Ваня. Все тот же, мало что в нем поменялось. Мне кажется, люди вообще со временем не меняются. Так только, выражения лица колеблется: от горящих по молодости глаз к хмурым бровям тридцати лет. И так до глубоких морщин старости.

– Привет, – говорю ему. Знал, что там встречу. Место красивое. Берег другой почти не видно. Старая баржа стоит наполовину в воде. Нравилось гулять там раньше…

– Здорово, – отвечает Ваня.

– Ну, как идет?

– Потихоньку.

Присели на песок. Поговорили. Рассказал, что там на работе приключилось. Про друга своего Митрофана.

– Он сотрясением отделался. Говорил, что и без того на голову пришибленный был, так что для него это нестрашно.

– Ты чего это в форточку лез тогда? – перехожу я сразу к делу.

– А ты откуда знаешь? – удивляется Ваня.

– Да родители твои нашептали.

– А ты, смотрю, все успел.

Тихо шлепает о берег волна. Скоро превратится в лед, и тут уже не посидишь. Сугробы будут по колено.

– Я Митрофану.., ну, другу своему, книгу хотел подарить. А ее, как на зло, дома оставил. И ключи затерялись куда-то. Шарил везде по кустам, не нашел. Ну и пришлось в форточку лезть.

– Ну и как, достал?

– Да я ее, оказывается, в магазине оставил на кассе. Мне звонили, а я трубку не брал. Думал, с работы…

– А друг твой как?

– Уехал.

– Это куда?

– В Израиль куда-то. У него там родня оказалась. Оформили приглашение. Он, понимаешь, всегда уехать хотел, не нравилось ему здесь. Да и я рад даже, что хоть у него всё хорошо.

– Звонил?

– Да нет, пока. Обещал…

Посидели еще немного, пока не стемнело. На другом берегу зажглись огни. Мигали, манили.

– Помню, как тут с девчонкой одной гуляли.. Имя не помню, а вот что любил ее, это помню, – сказал Ваня.

И тут я осознал, что говорить мне с этим человеком больше не о чем. Подвел к тому, что пора домой. Завтра поезд, а вещи не собраны.

– Ну ты давай там, успехов, – сказал Ваня на прощание.

Я ушёл, а он остался сидеть там, у реки.

По дороге обратно встретился мне Егор Тимофеевич. Предложил помочь. Почему, уже не помню. А потом попросил денег взаймы. Дал ему немного, не жалко.

– Я тут человека недавно от смерти спас! – сказал Егор Тимофеевич. – Чуть не расшибся дурак, да я вовремя подоспел.